Мэри-Маргарет замерла от его вопроса, и Дэвид замер вместе с ней; не стоило заводить этот разговор, не стоило доводить до этого вопроса с самого начала. Он думал об этом стиснув зубы и задержав дыхание, приготовился разжать руки и отпустить ее, но когда поднял голову, чтобы встретить ее укоризненный, останавливающий взгляд, Мэри-Маргарет прямо в губы ему дохнула короткое "да".
От ее прикосновений по спине прокатились мурашки, Дэвид через голову стянул футболку, швырнул куда-то назад, вернулся к пуговицам. Их было много, чудовищно много, и для каждой была своя неудобная, узкая петля, но Дэвид был терпелив. Когда с последней пуговицей было покончено, рубашка Мэри-Маргарет отправилась следом за его футболкой. Потом найдут.
Он усадил ее к себе на колени. Кожа у Мэри-Маргарет была белая, как снег, ни намека на загар, белая и нежная, как розовый лепесток, и Дэвид молча злился на свои заклеенные пластырем, шершавые ладони. Они мешали ощущать ее целиком, ласкать, как хотелось. Он целовал ее от ключиц до локтей, до кончиков пальцев и обратно, скользил руками от плеч до бедер и от бедер до груди. Она пахла пряным разнотравьем, и в этом запахе хотелось утонуть.
Час назад даже прощения Мэри-Маргарет ему было слишком много, а теперь всего происходящего было совершенно недостаточно.

Через мгновение они уже оказались без футболок, а Мэри Маргарет сидела на коленях мужа, который осыпал ее поцелуями, а его руки ласкали ее тело, казалось, они были везде, не обошли вниманием ни один сантиметр ее тела. Но ей все равно было мало, она хотела слиться с ним воедино не только духовно, но и физически.
- идем... идем на кровать, - дыханье сбивалось, слова прерывались, но все это было результатом неземного наслаждения.

Она что-то шептала на ухо, быстро и прерывисто, но смысл слов ускользал, а сами слова заглушал шум в висках; пальцы Дэвида прошлись по ее позвонкам снизу вверх, остановились размять затылок. Мэри-Маргарет снова зашептала что-то, он заставил себя прислушаться. "Идем, идем на кровать" - звала она, и Дэвид чертыхнулся, беззвучно засмеялся ей в плечо. Да уж, диван в гостиной не лучшее место, чтобы в первый раз заняться любовью. Хотя Дэвиду, сказать по правде, было плевать, хоть каменный пол.
- Как скажешь! - он подхватил Мэри-Маргарет под колени, встал на ноги. Собственное колено возмущенно скрипнуло и умолкло. Его драгоценная ноша была легкая, как пушинка. Так, с ней на руках, Дэвид поднялся по лестнице, каждая ступенька была ему знакома, словно он уже поднимался по ним не один раз; должно быть, тоже мысленно. Или между аварией и аварией. Неважно.
Дверь в спальню наверху была незаперта, Дэвид подтолкнул ее ногой изнутри. Они ухнули на кровать, и небо неожиданно отозвалось громом.
- Ого, - Дэвид приподнялся на локоть, чтобы взглянуть в окно. Над городом собиралась гроза. - Думаешь, это салют в нашу честь?

Едва она произнесла эти слова, как сильные руки подхватили ее и понесли прямо в спальню. Они рухнули на кровать, Мэри Маргарет почувствовала приятную тяжесть его тела. В это время комната осветилась вспышкой молнии, а уже через секунду до них докатился мощный раскат грома, о карниз застучали крупные капли дождя, а из окна подуло грозовой свежестью. Происходящее будоражило и без того возбужденное сознание, буря на улице словно перекликалась с бурей их чувств, подогревая и подбадривая ее. Похоже, что Дэвид почувствовал то же самое.


- Безусловно, мы заслужили это, - Снежка целовала его шею и грудь, руки в это время пытались справиться с тугим ремнем на джинсах. От избытка эмоций ее руки предательски дрожали и никак не могли справиться с поставленной задачей, она чувствовала его возбуждение, и от этого заводилась еще больше. Наконец, ей удалось расстегнуть непокорный ремень. Девушка издала протяжный стон, ей казалось, что она не вытерпит больше и секунды промедления.

Голос у нее был жадный. Дэвид согласно хмыкнул, продолжая раздевать ее, целуя там, где хочется - выступающая косточка на бедре, колено, щиколотка. Молнии за окном высвечивали ее обнаженное тело холодными отсветами, вот только кожа у Мэри-Маргарет была обжигающе горячей.
Губы и руки у нее были такими же жадными, как голос, и торопливыми, словно разлука и вправду длилась тысячу лет, и теперь есть совсем немного времени, чтобы наверстать все упущенное. Ее трясло от нетерпения, пока непослушные дрожащие пальцы дергали ремень и молнию на его джинсах.
Он хотел успокоить ее; хотел пошутить, что не ожидал встретить столько страсти в скромной школьной учительнице; хотел сказать, что она прекрасна; но, раздев его, Мэри-Маргарет прогнулась навстречу с долгим стоном, и все слова разом утратили значение, осталось одно тяжелое, густое, как сама кровь, дурманное, как полынь, желание. Дэвид подмял ее под себя, взял одним движением, толкнулся сильнее и глубже, и снова.
Сначала медленно, стараясь найти правильный угол и ритм.

Дэвиду ничего не надо было объяснять, он прекрасно чувствовал ее желание. Мэри Маргарет издала протяжный стон наслаждения, когда почувствовала, что они наконец-то слились воедино. Она двигалась ему на встречу, сначала медленно, прочувствовав каждый его сантиметр, находящийся в ней, постепенно ускоряясь, поддаваясь страсти. Руками она скользила по его спине, прижимая к себе как можно ближе, губами впивалась в его губы, вкладывая в свои поцелуи всю свою любовь к этому мужчине. Его движения заставляли ее извиваться и выгибаться ему на встречу, подставлять свое тело под его ласкающие руки. Гроза освещала их тела в темноте, а гром заглушал стоны, дождь безудержно молотил в стекла, стеной отделяя их от всего остального мира. Безудержная стихия словно укрыла их своей безграничной мощью.