Неловкое молчание было прервано негромким ругательством под нос. Белоснежка почувствовала, как сократились мышцы живота Дэвида под ее пальцами. Смотреть вниз почему-то было страшно, но любопытно.
Дэвид сильно притянул ее к себе, одновременно пропуская волосы на затылке сквозь пальцы. От его настойчивых движений голова запрокинулась назад, а взгляд затуманился. В комнате действительно стало так темно, или она уже ничего не видит? Бешеный пульс отдавался в таких местах, ощущать которые было попросту неприлично.
Его губы были совсем близко от ее уха, прикусили кожу за ней. Ухватиться за его пояс было самым верным решением. Ощущение голой кожи под ее ладонями на несколько мгновений оглушило девушку так, что она пропустила начало предложения.
- Разговоры в интимной обстановке в обнаженном виде вообще возбуждают, - что она несет??? - А уж об обоюдном желании вдвойне сильнее.
Рука скользнула ниже. Кровь с грохотом неслась по венам. Белоснежка повернулась лицом к мужу и сказала, глядя ему в глаза:
- Я хочу тебя.
Ее пальцы нежно обхватили его. В мире внезапно наступила пронзительная тишина.

Снежка несла невероятную чушь, которая плохо сочеталась в его голове с тем, как двигались ее безупречно очерченные темно-розовые губы. Прекрасный пропустил и эту чушь, и всю последующую мимо ушей. Его руки прошлись по ее телу от бедер вверх, как по бархату, задержались на груди, большие пальцы обвели соски, ладони поднялись еще выше, на плечи.
У Снежки невозможно серьезный взгляд и голос, когда она произносит такое простое "я тебя хочу".
Ятебятоже, хотел ответить Дэвид в одно слово, притянуть ближе, но тут. Ее пальцы спустились еще ниже, и...
Что. Она. Делает.
Он невольно дернулся вперед, в эту такую нежную, такую деликатную, такую теплую ладошку, зажмурился, пока веки не начало резать, и шумно выдохнул. Когда вспомнил, как дышать. От выдоха почему-то нисколько не делается легче. От вдоха тоже.
Проворные пальчики!!!
Рука соскользнула по ее плечу, стиснула локоть. Убери руку? Продолжай? Чтоб все провалилось. Твою мать.
Дэвид снова глухо и неразборчиво ругнулся сквозь зубы и стиснул челюсти, чтобы не выругаться еще хуже. И громче.

Тишина в ее голове разбилась вместе с его шумным вздохом. Мгновенная радость от его непроизвольного движения вперед затопила ее душу. Белоснежка почти решилась продолжить интимную ласку, но выражение лица Дэвида остановило ее. Оно было таким ... страдающим. Ему не нравится? Сильные пальцы обхватили ее локоть, и Белоснежка, перепуганная собственной смелостью и реакцией на нее мужа, со вздохом сожаления отпустила его и обхватила руками за спину. Одна ладонь легла между лопатками, другая - на пояс.
- Прости, прости, не нужно было, - Белоснежка лихорадочно извинялась, сама толком не понимая за что. За то, что сделала что-то запретное, перешла некоторые границы, что сделала ему больно?
Она принялась целовать его плечо, ключицы, проложила дорожку вдоль белого шрама на левой стороне груди. Поняв, что это за шрам, замерла. Столько раз видеть его в течение последних месяцев и не осознавать, что он значит. Как же она была слепа все это время! Воистину проклятье спало с ее разума и души совсем недавно.
Дрожащим пальцем Белоснежка провела вдоль белой отметины, давным-давно оставленной черным рыцарем. Самые страшные события жизни развернулись перед глазами, будто происходили наяву. Она уже однажды потеряла дочь и несколько раз мужа и себя. Больше такого не повторится, иначе только смерть.
Рыдания подступили к горлу и прорвались сдавленным всхлипом. Белоснежке пришлось снова уткнуться в любимую ямку между шеей и плечом и крепче обнять Дэвида, чтобы успокоиться.
- Люби меня, Прекрасный, прошу тебя, люби меня, - шептала она.

Снежка коротко расплакалась, потом рассмеялась - как просияло послегрозовое солнце, и слезы высохли. Она схватила его за руку и потянула наверх.
Когда они наконец-то ввалились в спальню, уже казалось, что никогда сюда не доберутся, потому что лестница, бесконечная эта лестница через ступеньку заплетала им ноги, заставляла останавливаться, хватаясь друг за друга, услужливо подставляла перила, к которым можно было привалиться...
На последних ступеньках Дэвид просто обхватил жену за пояс и перенес через короткий коридор в спальню.
Там, в темноте, снова споткнулись, пришлось прислониться боком к стене. Какой тесный дом. Одни стены кругом, даже там, где полагается быть кровати.
- Снять бы с тебя хоть шпильку, - жадно шепнул ей на ухо; но на Снежке даже сережек нет, и его руки скользнули по ее телу вниз, словно сбросили невидимое платье, задержались на бедрах. Губы последовали за руками; медленнее, но тоже жадно; шея, ключицы, грудь, напряженная и отяжелевшая под его ласками. Кожа Снежки соловато-пряная на вкус, на него вдруг повеяло лесом, сдуреть можно; Дэвид приподнял ее чуть вверх над собой, уткнулся губами в ямку между ребрами.
Хотелось всего и сразу, он глухо рассмеялся, прихватил зубами ее кожу.
- Нет уж, - вслух отвечая на собственную мысль о кровати в двух шагах, вслепую прошел их и уронил жену на покрывало.

Потыкавшись впотьмах в стены, которые так некстати вдруг оказывались на пути, они наконец-то упали на кровать. Дэвид успел пожалеть о том, что на ней ничего не было. Глубоко внутри ее тоже кольнуло сожаление. Чувствовать, как его сильные пальцы распускают прическу, вынимая заколки, стягивают вниз ненужную одежду, было незабываемым ощущением. Белоснежка любила подобные моменты не меньше его. Ей самой нравилось стягивать с мужа рубашку и обнажать сильные мышцы, прикасаясь к ним губами и руками. Однако все это они успели проделать внизу. Сейчас им ничто не мешало.
Поцелуи были долгие и чувственные, руки бессознательно шарили по телу. Белоснежка водила ступнями по ногам мужа, чувствуя мельчайшие изгибы, а потом обхватила Дэвида за пояс. Она задыхалась под ним и оторвалась от мужа, чтобы глотнуть воздуха, приложила палец к его губам.
Темнота скрадывала очертания, но их лица находились так близко друг другу, что света хватало. Белоснежка и так знала и помнила каждую черточку любимого лица. Образ Дэвида был выжжен в сердце. Она всматривалась в любимые глаза и не могла наглядеться, снова прижалась к Дэвиду в легком поцелуе, прикусила нижнюю губу.
- Люблю тебя, - прошептала она, - люблюлюблюлюблю. Боже, как же сильно. Ты даже не представляешь! Всегда буду любить, во веки веков.
Она тихо рассмеялась и снова поцеловала Дэвида, снова тягуче, долго, прикусывая уголки. Она хотела его сейчас всего и надолго.

Снежка утянула его за собой и на себя, обвилась вокруг в два кольца руками и ногами, притянула ближе, повисая на нем, заставляя задохнуться и задыхаясь сама. Дэвид уперся ладонями в кровать по обе стороны от ее лица, большими пальцами гладил скулы. В темноте они целовались - долго, до дурманной почти истомы, и он хотел ее так, будто не было всего неистового безумия внизу, волна удовольствия слизнула его, как след с песчаного берега. Только в этот раз без ярости, вот так же долго, томительно, до сладких изнемогающих снежкиных всхлипов на ухо. Хотелось впитать ее каждой порой, насквозь, забрать с собой ее запах, стук ее сердца напротив своего, ощущение ее кожи, ее тела под собой.
Снежка шептала ему признания в любви, как молитву. В скошенное окно на ее лицо падал бледный лунный свет, она улыбалась и потянулась поцеловать его снова.
- Тише, - в шею ей прошептал Дэвид, скользнул ладонью ей под поясницу. - Тише, радость моя.
Он взял ее нежно, неторопливо, и ритм поначалу был такой же - неторопливый и нежный, хотя Дэвид понятия не имел, ловя встречные движения ее бедер, на сколько хватит этой тягучей сдержанности.

Она старалась обнять крепче, вплавиться, слиться с ним и плыть, плыть куда-то далеко, далеко, куда унесет их медленный тягучий поток.
Ее тело приняло его легко и просто, словно он никогда и не покидал его. Белоснежка снова почувствовала себя целой и обнимающей весь мир. Она прикрыла глаза, отдаваясь ощущениям, принимая Дэвида в себя и слегка постанывая.
Когда же она снова открыла глаза, то не совсем поняла, что случилось. С одной стороны, Дэвид так же любил ее, медленно, сладко, а с другой, комната изменилась. Потолок их комнаты исчез и превратился в холщовую ткань, за стенами шумел ветер, а вокруг горели свечи. Белоснежка помотала головой, стараясь стряхнуть наваждение, и поцеловала Дэвида, слегка прикусывая его губы. Ничего не исчезло. Свечи так и продолжали гореть, а спина терлась о мягкую звериную шкуру.
Снежка томно изогнулась, вбирая Дэвида в себя, откинула голову назад. Руками провела по плечам, рукам мужа и сплела их пальцы вместе. Свечи, ветер, шкура. Подсознание создавало другую ночь, их первую ночь, когда они были вместе перед решительным боем. Она была перепугана нахлынувшим желанием и естественно стеснялась, он был нежен и чуток. Теперь же всё было по-другому.
Белоснежка подтянула ноги выше, подгоняя Дэвида, желая его сильнее, глубже, дольше.

На сколько-то хватило; сколько-то времени оно тянулось, свивалось внутри змеиными кольцами, это дурманное, неторопливое обладание, в котором переплетены пальцы, снежкины руки прижаты к постели над ее головой, и у самого уха - ее тихие короткие стоны, и лицо у нее нездешнее, и глаза под полуопущенными ресницами тоже. Она и целовала так, будто хотела убедиться, что все происходящее - реально, и томно прогибающееся тело принимало его покорно и радостно, пока Дэвид ловил ее дыхание, губы, язык...
А потом то, тяжелое, чуть отливающее металлом, свитое до поры тугими кольцами, распрямилось и ужалило, стоило ее коленям стиснуть его ребра, и все томление пошло к черту, сменяясь новым, жадным ритмом, Дэвид припал к губам жены, к скулам, к шее, стиснул ее пальцы своими, убеждаясь, что она здесь.
- Где ты была? - спросил ей в висок, прикусил прядь волос. - Где?

- С тобой. Всегда только с тобой, - простонала ему куда-то в шею.
Даже сквозь прикрытые веки свет от десятков свечей слепил глаза. Она не помнила, чтобы их было столько. Ей казалось, что она падает куда-то глубоко-глубоко, и лишь пальцы Дэвида, переплетенные с ее собственными, удерживали, помогали не сорваться вниз окончательно.
Белоснежка коротко целовала шею, плечи, руки мужа, откидывалась назад, прикусывала губы. Сжать его крепче было уже невозможно, но ей все равно было недостаточно этой близости. Она приподняла бедра, вбирая его в себя, постанывая и выгибаясь. Да, так лучше, намного лучше. Пальцы в твердой хватке практически онемели, но она не замечала этого, вцепляясь еще более сильно.
С каждым мгновением, каждый точным, резким движением, каждым полустоном-полувсхлипом свет становился всё ярче, жар все сильнее, пока в один прекрасный момент не заполнил ее всю. Белоснежка успела прикусить подбородок Дэвида прежде, чем волна смыла ее и выбросила из той палатки в их темную спальню со скошенным потолком. Кажется, Принцесса даже отключилась на пару мгновений, но снова вынырнула на поверхность, громко и тяжело дыша.

Снежка простонала что-то в ответ, кажется, "с тобой", шею, затем плечи обдало ее дыханием, она выгнулась навстречу, обвиваясь еще крепче, всхлипнула что-то на ухо, сладкое и долгое, а следующий всхлип пришелся Дэвиду в губы, и оттого, как совпали вздохи и качания бедер, его насквозь продернуло жгучее до темноты в глазах желание. Ритм стал резче, жестче, и все-таки недостаточно, и жена застонала жалобно, подаваясь ближе. Дэвид выпустил на мгновение снежкины пальцы, чуть не с рычанием сдернул вниз, к ней под поясницу, одну из подушек, заставляя прогнуться и поднять бедра выше. Теперь достаточно глубоко и тесно, да, так, как хочется, между ними совсем нет просвета, и Снежка бесконечно, до одури красива в своей жадности и в своем стремлении заполучить его целиком, пока движения становились все яростнее, подталкивая к девятому валу, и их пальцы снова сплетены так сильно, что, кажется, не расцепить никогда.
А потом из-под ее век - показалось - коротко полыхнуло золотым, словно зрачки поймали отраженный свет, и она сжалась, и снова всхлипнула, и снова сжалась, и ее зубы впились в подбородок, и от этого продернуло, пронзило насквозь. Дэвид стиснул ее запястья, наваливаясь всем телом, и накрыло до звона в ушах, такого, в котором не слышно ни чужих, ни своих стонов, и после которого возвращение долгое, как из-под толщи воды к поверхности, и трудно отдышаться, и разлепляться не просто не хочется - нельзя.
Он ослабил хватку, бережно прошелся большими пальцами по ладоням, приподнялся на локоть, чтобы поцеловать пылающее лицо.
- Так где же ты была? - спросил шепотом.