Если в двух словах сформулировать ощущение от этой серии, то это будет «высокохудожественная боль». Сценарий написали сами мэтры Китис и Хоровиц. И в этот раз они постарались. Видно, что идею этой серии они вынашивали долго. Не то, чтобы в ней вообще нет проблем с логикой, есть в ней и неприятная недоговоренность и просто провальная в перспективе идея с пророчеством насчет Генри. Но все эти недостатки просто не хочется замечать.

Эта серия, в которой наконец-то появляется тот, кого так долго искал Румпель – мальчик Бэй. Собственно, Нил уже давно участвовал в сериале в качестве отца Генри и бывшего возлюбленного Эммы. Самая идея, что Нил это и есть потерянный сын Румпеля, была настолько очевидной, что только ленивый ее не высказывал. Но хорошее кино спойлером не испортишь. Нил Кесседи как герой появился только в этой серии.

Ни для кого не секрет, дорогуши, что я не питаю любви к этому персонажу. Постараюсь уточнить свою позицию.
Нил/Бэй как персонаж и как тема сериала – это одна из самых больших удач сценаристов. Проблема отношения отцов и детей может быть подана банальна, но может быть раскрыта очень глубоко. Здесь второй случай. Эта история никого не оставляет равнодушной. Итак, мне очень нравится сам образ Нила Бэйлфайра. Но мне глубоко неприятен Нил как человек. То, что он делает и говорит, причиняет мне боль. Думаю, это достаточный повод для того, чтобы не питать к нему симпатии.

Но боль верный признак жизни. Нечто прямо противоположное равнодушию. Мне кажется, что впечатление серьезности и подлинности этой серии рождается именно от ощущения того, что все потеряно. Все непоправимо. Румпель безнадежно опоздал. Его мальчик с чистым сердцем и кудрявой головкой, где он? Он нигде. В Неверлэнде. Он перестал существовать, так же, как перестал существовать бедный ткач – его отец. Между мальчиком Бэйлфайром и Нилом разница примерно такая же, как между «Румпелем-до» и «Румпелем-после».

И перед нами не взросление, не изменение личности, не раскрытие характера, перед нами именно – катастрофа. Нил предстает перед нами как человек, сломленный жизнью, человек опустившийся. Есть что-то неопрятное, болезненное в том, как он выглядит, как он говорит, как морщит лоб и поворачивает голову. Может быть точнее всего это можно обозначить как смертельная усталость.

Помните первые кадры второго сезона? Нил в белой рубашечке, весь такой из себя состоявшийся, заходит домой и видит, что у него открыто окно.

Мы наблюдаем его в динамике, видим, как все буквально валится у него из рук, он пытается закрыть окно, роняет сотовый телефон, да? И в отчаянии опускает голову. Это еще до того, как он получает известие из Сторибрука. Так ведет себя человек, у которого земля постоянно уходит из-под ног.

Первый разговор Эммы и Нила заставляет нас почувствовать, что земля зашаталась уже у нас под ногами. Здесь мы узнаем много интересного. В частности, то, что Нил бросил Эмму и позволил ей сесть в тюрьму только потому, что так велел ему Буратино. Я сейчас не обсуждаю все обстоятельства кражи. Но что это за человек, который, фактически, ломает себе судьбу только потому, что так велел ему Буратино? Ни одного мало-мальски нормального объяснения поведения Нила я найти не могу. Их встреча помешает Эмме спасти Сторибрук? Каким же образом? Почему не поможет? Или потому, что он до такой степени не хочет видеть своего отца, что готов бежать от любимой девушки? И не надо говорить, что он его боится. Для этого нет никаких причин. Он боится его не больше Бельки, которая готова разбить драгоценную чашечку чуть ли не ему об голову.
Оказывается, Нил «очень мало хорошего помнит об отце». В оригинале сказано очень грубо: «There is no a ton about my father that I remember that doesn’t suck». Вот так. Не больше и не меньше. Вам не дурно от этой фразы? Меня от нее тошнит. Самое дурное в ней, что она сказана без вызова, как нечто само собой разумеющееся. Она к слову пришлась.

Нил не врет и не кокетничает. Он действительно не помнит ничего хорошего о своем отце. Но что же с памятью его стало? Почему мы помним, а он нет? Он говорит, что мало помнит. Значит что-то все-таки хорошее было. Но на каких весах взвесить это «что-то». Бессонные ночи, пеленки-распашонки, сопли-ветрянки это много или мало?

Работа за троих, постоянное самоограничение, страх потерять сына – это много или мало? Наверное, мало, если бы не было самого главного – любви, заботы и понимания. И все это, чтобы там ни говорил подросший Нил, было. Мы это видели своими глазами и в восьмой, и в девятнадцатой серии. И даже сейчас, когда Бэй вроде бы не хочет знать своего отца, он апеллирует именно к его словам, к его опыту. Это не случайно.
А еще было самопожертвование в количестве 2 штуки. В первый раз Румпель покалечил свое тело. Очередной его рядовой подвиг, ага?.

Обратите внимание, как он боится боли, как он плачет и какая нужна сила воли, чтобы осуществить то, что он задумал. Я бы не смогла. Ну ладно, Бэй об этом не знает. Но второй-то румпелевский подвиг, когда Румпель ради спасения сына покалечил не тело, а душу, произошел на глазах мальчика и даже с его непосредственным участием. Можно, конечно, сказать, что одним из мотивов поступка Румпеля было обретение власти. Но, как мы уже видели, влияние его очень незначительно. Буквально пара слов и ни одного реального поступка, подтверждающего его властолюбие! Это как, много или мало? Или об этом Бэй тоже предпочел забыть? Неужели все это, прошу прощение за грубость, «suck»? Но даже если предположить, что все вышеперечисленное не стоит благодарности, потому что так все нормальные отцы делают (хотя, конечно, не все), но разве это не повод простить человека, который просит прощения? Который оступился один раз? И разве не должен сын простить отца без всякого повода? И разве не так поступил Генри по отношению к самому Нилу?

Нил не «не может», а именно не хочет простить. Разговор его с отцом показывает, что любое слово Румпеля будет использовано против него. Кто ищет способ оправдать, найдет его, кто хочет обвинить человека, тоже всегда найдет к этому повод. Нил полон ярости и боли. То, что он делает, если это не месть, то что же это такое?
Румпелю не везет в этой ситуации, что и говорить. Бэй входит в тот самый момент, когда его непутевый отец орет на Эмму, угрожает ей. Интересно, если бы Бэй зашел чуть позже, подрались бы они или нет? Вот они сцепились, оба валяются на полу, видят Бэя/Нила и хором: «Это не то, что ты думаешь!».

Бэй подозревает самое худшее. Он видит монстра, который готов погубить его возлюбленную. Вот такая она, его точка зрения. Но точка зрения неразрывно связана с характером субъекта. А Бэй – это человек, который не помнит добра и помнит зло. Или, если построить высказывание нейтрально: он не ощущает в этом мире присутствия светлого начала, но очень остро откликается на любое проявление зла и неправды. Таков характер его морализма. А Румпель, напротив, в упор не видит зла, не помнит его. Ну, превратил человека в свинью, подумаешь? Делов-то! У них просто разная оптика восприятия. И Бэю, с его обостренным чувством зла можно только посочувствовать. Это несчастливый дар. Но посочувствовать ему трудно, потому что он сам себя жалеет довольно активно. И что особенно неприятно, он не видит этого зла в себе. Он не видит собственной трусости в отношениях с людьми, он не чувствует раскаяния за собственное предательство по отношению к Эмме. Он, как истинный сын Румпеля, с восторгом играется с вновь обретенным сыном, и на глазах своего сына плюет на собственного отца. Как же все это узнаваемо, и как больно на это смотреть! Отмечу, кстати, прекрасную игру Эммы в этой серии!

Моя «любима фраза» - «У тебя три минуты». Три минуты, чтобы выразить все, что копилось на сердце в течении трехсот лет! Понятно, что разговор, который начался с постановки таймера, не может закончиться ничем хорошим. И Румпель делает «ошибки» одну за одной. Он предлагает Бэю начать все сначала, фактически перечеркнуть прожитые годы, снова стать мальчишкой без того груза негативного опыта, который так явно читается в его глазах. Ничего хуже Румпель не мог бы придумать. Это, фактически, убийство. Самое интересное, что чисто технически Румпель может это сделать и без согласия Бэя. Под любым предлогом заманить его в Сторибрук, а там произвести магическую операцию без его ведома. Я даже боялась, что в следующих сериях Румпель так и поступит.

Собственно, ничего кроме любви Румпель Бэю предложить не может. Он не может уповать ни на что, кроме великодушия своего сына. Но великодушия-то как раз и не заметно. Вместо этого, жестокость судьи. Если не палача.
Он говорит: «Я вырос в одиночестве, без отца». Четырнадцать лет – не в счет? Нет, правда, они совсем ничего не стоят?
«Ты когда-то любил меня» - «Тогда ты был хорошим человеком». Ага, а еще молодым, вменяемым и полезным! А теперь ты, папочка, стал ходячей проблемой, поэтому пошел вон от меня! И вообще, это теперь Нил определяет у нас, кто плохой, а кто хороший? Интересно, а себя он к какой категории отнесет?

«Ты волнуешься о себе и понятие не имеешь, какую боль пережил я!» - цедит сквозь зубы Нил. На самом деле о себе и только о себе в данном случае думает именно он. Это именно он понятия не имеет, что пережил Румпель. Они, как минимум, равны в положении страдальцев.
«Ты не знаешь, что значит быть брошенным!». Конечно, Румпель-сирота, Румпель, брошенный и преданный Милой, не может этого знать.
На все это можно возразить, что Бэй не в курсе подробностей биографии своего отца. Но как же так вышло? Не потому ли, что он просто не очень интересовался этим вопросом?

Короче, Бэй несет ахинею. И если бы он думал именно так, как говорит, то все было бы, и правда, безнадежно.
Но это, конечно, не так. В 14 серии в то, что это «не так», можно только верить. И я, стиснув зубы, верила. А Румпель – знал, потому что он прекрасный психолог и видит мир сквозь призму добра. Никогда не слушай того, что человек говорит в порыве гнева!

Гораздо важнее, о чем он молчит. А молчит он о смерти Милы. А ведь стоило ему вместо всех своих надуманных обвинений спросить: папа, где мама? и Румпель был бы уничтожен и сражен. Мне в голову приходят только два объяснения. Первое: Бэй на самом деле не хочет рвать отношения с отцом навсегда. Он думает, что Румпель будет плакать, нудить, стоять под окнами, тенью следовать за ним и когда-нибудь их общение перестанет быть экстремальным. Но если сказать вслух о том, что он знает о смерти матери, то у Нила не останется возможности простить своего отца. Как такое можно простить? И второе объяснение: сценаристы не рискуют давать этой теме такой серьезный оборот, потому что они тоже не знают, как такое можно простить и понимают, что здесь они хватили через край. А у нас ведь сериал с хэппи-эндом!

А все-таки, стоит Бэю задать этот вопрос, как он из обиженного подростка мгновенно превращается в Гамлета, в Ореста. И драма взлетает на шекспировскую высоту. Напомню, что согласно одной из трактовок, Гамлет медлит с отмщением, потому что винит в смерти своего отца свою мать. Это ее он должен покарать в первую очередь. А Орест, герой классической трагедии Эсхила, осуществляет свою месть, убивает свою преступную мать и сходит с ума. Потому что дети не могут быть ни судьями, ни палачами своих родителей. Дикая теория доктора Фрейда – это только симптом нашего безумного посттрадиционного времени.

И все-таки, почему Бэй так жесток к своему отцу? Почему рана в его сердце никак не зарастает, ведь прошло уже столько времени? Мне кажется потому, что в основе его обиды лежит хорошо замаскированное чувство вины. Потому что не может Бэй забыть, что Румпель стал плохим человеком ради него. Не может взрослый человек Бэйлфайр этого не понимать. И он боится разделить с ним груз ответственности. И еще он кричит и хамит потому, что боится растаять, потому что, - я хочу в это верить! - на самом деле он хочет сказать: «папочка, все эти годы я так отчаянно скучал по тебе». Сквозь личину Хама проступают черты блудного сына. И если бы я искала сказочных соответствий для Бэя, то это был бы ни какой не Питер Пэн, а Звездный мальчик.

Многие видят в том, что Бэй вырос таким…, ну, не таким, каким должен был вырасти милый мальчик, которого мы видели в первом сезоне, вину его отца. Значит, не так воспитывал, не так наказывал, слишком опекал, подавлял своей любовью, либо наоборот, слишком сильно напугал, когда превратился в ящерку. Я не могу с этим согласиться. Я считаю, что ни один отец на месте Румпеля не сделал бы для своего сына большего. Но нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Его постоянная готовность сглаживать конфликты, уходить на второй план, соглашаться и уступать в споре, к чему все это привело? К тому ли, что мальчик вырос похожим на отца, таким же замечательным? Или к тому, что он стал воспринимать его любовь как должное? Пока сложно сказать, какой вариант изберут сценаристы. Но в том, что стало с Бэем, есть вина Румпеля. Только она не прямая, а опосредованная. Да, он был прекрасным отцом для мальчика Бэя, но стал соблазном и искушением для девочки Регины. И не только для нее. Он сеял зло, он разбивал семьи. И зло, как бумеранг, поразило его в самое сердце. Уверена, что в третьем сезоне нам покажут, что тень у Питера Пэна оторвал именно Румпель.

Осталось сказать несколько слов о сказочной части серии. В той части, где содержится «обоснуй», она снята ярка, но бестолково.

Поведение Румпеля пытаются детерминировать какими-то техническими причинами, какими то предсказаниями, какими-то травмами детства. Он трус, потому что трусом был его отец, а у его отца, тоже, видать были родители. Сколько можно умножать сущности?
В отношениях с Милой нам тоже не показали ничего нового.

Вопросов только прибавилось. Так, в начале мы узнаем, что они не могут жить нормальной семьей, а вот когда Румпель вернется героем с войны, тогда, да! А сейчас что с ними? Они живут невенчанные? Они не решаются завести ребенка из-за дурной репутации отца? Далее, мы видим, как Мила шьет ту самую тряпочку, на которую без слез не взглянешь. Из разговора с Румпелем можно сделать вывод, что шить ее научил именно он. А до этого что? Где выросла Мила, там девочки не умеют шить? Кем она была? Принцессой или маленькой разбойницей? Одно ясно, образ жизни Румпеля для нее непривычен.
Превращение Милы из любящей жены в фурию я не поняла.

Она ведь ничего не объясняет. Она, как зомби, повторяет одну и ту же фразу: «Ты трус, ты не сражался, лучше бы ты умер»! Да и пусть трус! Ее муж не воин, не принц, не рыцарь. Не стыдно ткачу быть трусом! И я уверена, он не один в деревне такой. В ненависти Милы есть что-то иррациональное, как будто прорвалось то, что она долгое время скрывала. Она, как и Бэй, не желает прощать. Упивается своим праведным гневом.
Самое прекрасное и самое печальное в этой серии – это молодой Румпель.

Стремительный, решительный, такой счастливый, такой влюбленный. Такой веселый. «Веселье» Темного мага отравлено ядом иронии. А на улыбку «Румпеля-до» можно смотреть бесконечно.

А самое тяжелое в этой серии, наверное, вот что: никто, ни одна живая душа не знает, какой Румпель на самом деле. Его подвигов, его любви, его самопожертвования никто не видел, включая Белль. Бэй видел, но не понял. А сам Румпель никому об это не рассказал. И здесь как бы немножко поменялась реальность. Ее место занял нарратив. То, что говорит Бэй, капитан Крюк, Регина и, в конце концов, сам Румпель. Потому что он сам видит себя и свое прошлое так, как об этом говорят его недруги. В число этих недругов, похоже, попали и сценаристы.
Но вот, что странно. Эту серию я все равно люблю. Потому что она правдивая, потому что то, что в ней происходит хотя и трагично, но достойно главного героя.