Снежкины губы ощущались на коже и через ткань рубашки, ее трясло, и это была одна нетерпеливая дрожь на двоих. Дэвид перехватил жену за шею, наконец-то поцеловал - долго, глубоко, жадно, так, что сначала даже стукнулись зубами; шагнул вслепую, еще на шаг, пока они не уперлись во что-то подходящей высоты. Стол?
Подойдет.
- Ты вся дрожишь, - машинально прошептал ей на ухо, усаживая жену на столешницу. Как будто это сейчас имело какое-то значение! - Вся дрожишь, радость моя. Поднимемся наверх?..
Потрясающее расхождение слов и дела. Надо думать, не последнее. Чтотысомнойделаешь.
- Чтотысомнойделаешь.
Да, вот так, на ухо, в одно слово.
Ее кожа такая гладкая. Такая мягкая. Здесь, за ухом, куда отдается пульс; здесь, под горлом, где пахнет сладко и пряно; здесь, в вырезе домашней кофточки, в ложбинке, тянущейся от груди до пупка; здесь, на запястьях под рукавами; здесь, на пояснице, и здесь, на внутренней стороне бедер. Он тяжело с перерывами дышал Снежке на ухо, целуя, слегка покусывая мочку, обвел языком синяк над ключицей, пока руки стаскивали с нее одежду.

Она чуть не потеряла сознание от их поцелуя. Дыхание перехватило, голова закружилась. Если бы муж не поддерживал ее за спину, Белоснежка точно бы рухнула на пол. Не очень приятная перспектива, но сейчас любая мысль, сложнее "хочу", надолго не задерживалась в голове.
- Это всё ты, всегда ты. Заставляешь меня терять контроль над собой, - она лихорадочно целовала подбородок, щеки, губы. - Так, мы, что, уже на столе? - полупридушенным голосом спросила, почувствовав опору под собой и оглядевшись вокруг. Все равно. Придвинулась ближе, сильнее обхватив ногами.
Прекрасный спрашивал ее... Наверх? Какое к черту наверх? Зачем? Она попыталась собрать разбредшиеся мысли и ответить, слегка отстранившись и посмотрев на него.
- Думаю, до спальни мы уже не дойдем, - негромко рассмеялась. - Или хочешь отнести меня? - она чувствовала прохладу обнаженной кожей, которая под его губами начала гореть. Ох, его губы, его язык, пальцы. Негромкий стон вырвался из ее груди. Белоснежка выгнулась, ухватившись за плечи, прошептала:
- А ты со мной что? Это же форменное сумасшествие.
Она потянулась к пряжке ремня. Пора научиться управляться с этой штукой. Несколько секунд и, вуаля, у нее получилось.
- Видишь? - лукаво усмехнулась, приникая к его губам. - Я способная ученица.

Она что-то говорила. Определенно что-то говорила, Дэвид не вслушивался.


Смешок, и неожиданно ловкие пальцы, дергающие вниз джинсы и белье, и обхватывающие его гладкие сильные ноги. Разбойница.
- Ты волшебная ученица, продолжай в том же духе, - произнес Дэвид почти скороговоркой, подхватил под колени, притягивая ближе, на себя, оперся обеими руками о стол за ее спиной.
Все между ними уже шагнуло за границы возможного, какие только существовали в его голове; какие можно было вообразить. Теперь потребуются новые. Раньше он не представлял, каким лютым может быть удовольствие, теперь оказывается - о том, каким лютым может быть желание, он тоже не знал; только это не пугало, а затягивало неотвратимо и бездонно. Снежка податливая, как воск, и напряженная, как струна; вся его, но мало, как же ему мало, как будто она не отдается вся, откидываясь на спину, увлекая его за собой, как будто не изгибается в пояснице, принимая глубже. Дэвид навис над ней, двигаясь жадно, нетерпеливо, резко, ловил ее взгляд.
Смотри на меня, просил мысленно, а потом потянулся к ее губам, к шее, шепча уже что-то совсем простое - ее имя, "люблютебя", "так?" Все подсказки спрятаны в ее ответных вздохах и стонах, в том, как Снежка хваталась за его плечи, как ведет головой из стороны в сторону, - и все это заставляло хотеть ее еще сильнее.

В ушах шумело от прилива крови, и она уже не слышала, что ей говорили. В голове стало восхитительно пусто. Сейчас ее телом управлял не разум, а эмоции, одно голое желание.
Она изогнулась под руками мужа и потерлась о него, желая большего. Когда Дэвид дал ей то, что она хотела, Белоснежка округлила губы в маленьком «о», то ли стоне, то ли вздохе. Прекрасный шептал ей на ухо слова, которых она не понимала, лишь смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых можно было прочесть все ее чувства. Белоснежка схватилась за крепкие плечи мужа, притянулась к нему ближе, раскрываясь под ним и раскачиваясь в такт его мощным и резким движениям. Голова откинулась назад, оставляя беззащитной тонкую шею, а затем и сама Белоснежка легла спиной на стол. Она вся перед ним, раскрытая, близкая, стонущая, зовущая.
Он почти навалился на нее своим телом, но ей нисколько не тяжело. Она рада была чувствовать мужа на себе, в себе, вокруг себя.
- Ты нужен мне, нужен, сейчас, - беззвучно молилаи изогнулась сильнее, еще сильнее, еще ближе. Твердый как камень, Дэвид не дал ей двигаться вместе с собой, она могла лишь принимать его яростные, пульсирующие удары, отдающиеся даже в кончиках пальцев.
Голова безвольно металась по столу, волосы прилипли ко лбу, но Белоснежка ничего не замечала. Она лишь чувствовала его требовательный взгляд и отвечала своим ошеломленным, голодным. Его губы нашли чувствительное место на шее, посылая чувственные импульсы по всему телу. Инстинктивно ее тело подалось вперед, еще дальше, еще глубже. Да, вот так, так правильно.
Пульсация нарастала словно приливная волна. Она приподнимала ее бедра в последнем отчаянном желании стать единым целым и с грохотом пронеслась сквозь тело и сознание. Белоснежка чувствовала движения мужа, с радостью принимала их, но сама уже расслабленно улыбалась.

Она что-то говорила или все-таки нет, ее губы приоткрывались, но Дэвид не мог ни разобрать слова, ни прочесть по движению губ. Снежка такая горячая, только что не плавится, а должна бы, если верить ее имени; он сцеловывал-слизывал проступившую на ее висках испарину, за колено притягивал ближе, еще, еще. И это оказалось удивительно правильно, потому что жена подалась навстречу, вздернула бедра, выгнулась - и он ощутил одну за другой судороги в глубине ее тела. Но все еще недостаточно, все еще хотелось брать ее, бесконечно - пока Дэвид не заметил умиротворенную, нездешнюю почти улыбку на губах жены; и от этого враз накрыло, и разрядка долгая, пронзительная, такая же бешеная, как доведшее до нее желание, до хриплого вскрика, спрятанного в ее волосах.

Дэвид зарылся лицом в ее волосы. Его хриплое дыхание раздавалось прямо над ухом, пробуждая вновь почти успокоившиеся чувства. Она поняла, что это произойдет, за мгновение до того, как услышала хриплый вскрик. Белоснежку вновь накрыла ослепительная радость. Она чувствовала его, отчаянно пульсирующего в ней, отдающего всего себя. Только бы это никогда не кончалось. Их единение, их страсть и любовь. Он был ее миром, сейчас и всегда.
Дрожащими пальцами она перебирала волосы у мужа на затылке, прижимаясь к щеке. Повернув голову, Белоснежка провела губами по щетинистой коже и встретилась с его глазами. В их яркой синеве иногда хотелось утонуть. Наверняка ее глаза сейчас сияли так же, как и улыбка на лице. Белоснежка нашла его губы и поцеловала легко, нежно и чувственно. Дэвид все еще дрожал, поэтому она покрепче обхватила его всего и сильнее прижалак себе. Ее медведь, ее рыцарь, ее спаситель.
- Люблю тебя.

Его аж потряхивало, когда все затихло и мир развернулся из точки до размеров столешницы, потом кухни, потом дома... дальше по-прежнему ничего нет, объятия жены держали надежнее любых границ. Дэвид тяжело упирался лбом ей в ключицу, благодарный за эту передышку и совершенно опустошенный. Но хорошо, как же хорошо; воспоминание о недавнем бешеном удовольствии пронизало с головы до ног. Дрожали касающиеся его затылка пальцы, дрожали касающиеся его щеки губы, дрожали ресницы над сияющими серыми в зелень глазами, даже голос дрожал, когда Снежка выговорила: "Люблю тебя" - и два простых слова заполнили до краев.

Лежать вот так скоро станет холодно, он выпрямился, осторожно поднял жену на руки, отступил на несколько шагов, пока не уперся в диван, и они повалились вдвоем на подушки. Вот так гораздо удобнее. И мягче. И теплее, когда Дэвид набросил на них обоих покрывало.
Под плотной тканью он неторопливо ласкал ее гибкое расслабленное тело от плеча к бедру, чуть задерживаясь ладонью на животе. К мысли "возможно, когда-нибудь" Дэвид себя приучил. Или почти приучил.
Какой у них был бы сын.